Нет никакого сомнения, что крестьянское хозяйство, стесненное в своей земельной площади, всегда предпочтет лен овсу, капиталистическое же всегда поступит обратно и будет сеять овес.

Культура же льна, увеличивающая национальный доход и массу труда, прилагаемую к земле, является наиболее желательной также и с точки зрения народного хозяйства вообще.

Таковы основания, заставляющие нас предпочесть трудовое крестьянское хозяйство капиталистическому помещичьему с точки зрения производственной. Едва ли нужно доказывать, что с точки зрения демократизации национального дохода мы также должны предпочесть хозяйство крестьянское.

4. КАК БЫТЬ С ЛЕСАМИ И СПЕЦИАЛЬНЫМИ ВИДАМИ ХОЗЯЙСТВ

Когда мы в предыдущей главе доказывали, что в земледелии наиболее совершенной хозяйственной организацией народного труда является трудовое крестьянское хозяйство, обобщившее некоторые свои хозяйственные отрасли в кооператив, то мы говорили о наиболее распространенных формах сельского хозяйства — о полеводстве и скотоводстве обычного типа.

Невольно напрашивается вопрос о том, могут ли наши выводы распространяться на все виды сельского хозяйства или же некоторые из них должны составить исключение из общего правила.

Этот вопрос относится главным образом к лесам и к специальным видам сельского хозяйства, как-то: племенному животноводству, выводу новых сортов (селекции растений), садоводству и проч. Некоторые технические особенности ведения хозяйств этого типа заставляют выделить их особо.

Правильно устроенное сельское хозяйство, разделяющее леса на многие десятки участков, постепенно вырубаемых в 60—80-летнем возрасте и вновь искусственно засаживаемых, требует огромных площадей, плана хозяйства, разработанного на десятки лет вперед, и единой воли, осуществляющей этот план руками многочисленных работников, сторожей, лесничих, пильщиков, объездчиков, конторских служащих, приказщиков, ученых лесоводов, фитопатологов и энтомологов.

Размеры этого хозяйства и присущая ему сложность разделения труда между многочисленными категориями работников делают его непосильным для трудового хозяйства.

Поэтому при обращении лесов в общенародное достояние они не могут быть распылены между отдельными трудовыми хозяйствами или даже общинами, но должны быть переданы частью в распоряжение целых органов самоуправления, а для лесов, имеющих общегосударственное значение, в распоряжение самого государства.

Совершенно другие причины заставляют нас обратить внимание на племенное животноводство, селекцию и прочие виды хозяйств, требующих не столько большого капитала или многочисленных рабочих рук, сколько глубоких знаний и тонкого искусства.

Таких хозяйств очень немного, а их организация слагается из двух элеиментов: творческого ума, усвоившего весь запас знаний, скопленных человечеством в этой области, исследующего и направляющего хозяйство часто интуитивными путями, и многочисленных рабочих рук, выполняющих задания, данные агрономическим разумом.

Громадное государственное значение этих хозяйств не может быть отвергнуто никем, а число руководителей, могущих их вести, ничтожно.

Использование их знаний и их искусства заставляет государство вооружать их творческую волю не только их собственными руками, но и потребным количеством других рук, мощным рабочим аппаратом, который позволит использовать ее до конца.

Мы не решаем сейчас спорного вопроса о том, в государственной или кооперативной форме должны быть организованы хозяйства этой категории, и как будет поступлено во время реформы с теми из них, которые сейчас находятся в частной собственности. Ясно только, что хозяйства эти не смогут быть построены на трудовых началах.

Прочитав эти строки, меня могут упрекнуть в непоследовательности, могут сказать, что если я так дорожу культурными хозяйствами, то почему же я вообще не ратую за сохранение частновладельческих хозяйств, которые в настоящее время в среднем стоят значительно выше по своей культурности, чем хозяйства крестьянские.

Передача их в руки трудового хозяйства, в настоящем его виде малокультурного, несомненно, должна значительно снизить производительность используемых им земель.

На это мы заметим, что частновладельческие посевы составляют всего 11 процентов общей посевной площади Европейской России; даже сокращение их урожаев вдвое дает понижение общего национального урожая всего на 6 процентов.

Несомненно, что подъем агрономической техники, грядущий после земельного переворота, быстро покроет этот дефицит.

Гораздо опаснее то, что урожай этих 11 процентов посевной площади почти целиком продавался частными владельцами, в то время, как как урожай крестьянского хозяйства в большей своей части потреблялся хозяйствующей семьей. Благодаря этому из общего количества хлебов, поступающих на рынок, частновладельческие хлеба составляют более 40 процентов. Передача частновладельческих земель крестьянину, несомненно, ослабит товарный характер их эксплуатации, и предложение зерновых хлебов на русском рынке немедленно должно сократиться, что отразится значительно на повышении цен, на сокращении нашего экспорта.

Однако развитие потребностей нашего крестьянского быта заставит крестьянство увеличить денежность своего хозяйства и тем постепенно развить предложение хлебов.

5. ЗЕМЕЛЬНЫЙ ВОПРОС ИЛИ ВОПРОС АГРАРНЫЙ?

Через несколько дней после образования Временного Правительства у входа ведомства Земледелия в Петрограде был вывешен большой красный плакат “Земля и Воля. Министерство Земледелия”.

Старое народническое знамя, десятилетия бывшее знаменем революционных демонстраций, становится знаменем государственного строительства.

Какое же содержание будет иметь государственная работа, ведущаяся под этим знаменем?

Что такое “Воля”?

Что такое “Земля”?

Воля для нас, строителей Новой России, является не только освобождением от произвола старой власти, от полицейского участка, но также свободным строительством демократического государства и демократического земства, дружной работой всех живых и культурных сил нашей родины в деле народного просвещения, народного здравия и устроения духовной и хозяйственной жизни нашего народа.

Точно также, когда мы говорим о земле, мы думаем не только о десятинах пашни, луга и леса. Земля сама по себе мало интересует нас.

Говоря о земле, мы говорим о труде человека, прилагаемом к земле.

Труд земледельца, эта хозяйственная основа жизни нашего государства, должен быть защищен и устроен демократической Россией.

Мы должны облегчить этот труд, умножить его мощь, улучшить все условия его приложения к земле и удвоить, утроить его производительность.

Первым условием труда земледельца является, конечно, земля, поэтому первым шагом нашего аграрного устройства должна явиться земельная реформа.

Все земли нашей родины должны быть предоставлены свободному труду. Мы не скрываем от себя, конечно, что земельная реформа сама по себе не может дать многого нашей деревне.

За пол столетие, протекшее со времени освобождения крестьян, крестьянское хозяйство приобрело путем покупки у частных владельцев около 27 миллионов десятин земли, по преимуществу пахотной.

Полная национализация некрестьянских частновладельческих земель будет означать, что арендная плата за 20 миллионов десятин земли, постоянно арендуемых у владельцев, будет понижена и будет выплачиваться не владельцам, а государству, а около 10 миллионов десятин владельческой запашки, часть доходов с которой в виде заработной платы крестьяне получали и ранее, расширит собою площадь крестьянского хозяйства.

Если наше трудовое крестьянское хозяйство поглотит все капиталистические запашки и все его средства производства, то его расширение будет незначительным, так как до Революции наше сельское хозяйство было по преимуществу крестьянским.

Сельскохозяйственная перепись 1916 года указывает нам, что в 44 губерниях Европейской России из каждых 100 десятин посева 89 десятин было крестьянских и только 11 помещичьих, из каждых 100 лошадей, работавших в сельском хозяйстве, 93 было крестьянских и только 7 помещичьих.

Несмотря на это, мы всё-таки считаем земельную реформу первым и важнейшим шагом нашей аграрной реформы, ибо если количественное значение владельческих земель, передаваемых крестьянам, ничтожно, то их значение моральное — огромно.

В глазах крестьянина с частновладельческими землями связано так много воспоминаний крепостного права, что моральное значение каждой барской десятины во много раз превосходит её хозяйственное значение.

Поэтому вопрос о земле есть вопрос неотложный, и производство земельной реформы есть наша первая государственная обязанность.

Однако, начиная земельную реформу, мы должны отчетливо помнить, что она является только предисловием к нашим трудным и многолетним работам по устроению сельского хозяйства.

Земельная реформа является только частью аграрной реформы и частью, быть может, наиболее легкой.

Прежде всего мы должны не только передать землю трудовому крестьянству, но, передав ее в организованной форме, и в равной мере организовать земли самого крестьянства.

Чересполосные выделы 1861 года, бесконечная дробимость земли при общинных переделах, бессистемные выделы хуторов и отрубов, столыпинское укрепление земли, все это создало в нашей деревне невероятный земельный хаос.

Правильное размежевание, округление границ, уничтожение чересполосицы и мелкополосицы в общинах, говоря иначе — общая организация земельной площади даст нашему крестьянству не меньше, если не больше, чем передача в его руки владельческих земель. А в соединении с этим последним она создаст величайшую эпоху нашей аграрной истории.

Это земельное устройство, конечно, будет полным только тогда, когда оно соединится с широкими мелиоративными работами по осушению и орошению неудобных земель и с переселением населения из малоземельных районов в многоземельные.

Этим будет закончена организация одного из условий приложения народного труда к земле — самой земельной площади. Однако для земледельческого 72

труда нужна не только одна земля, необходимы и другие средства производства: постройки, машины, орудия, семена.

До войны снабжение ими сельских хозяев находилось в руках частного торгового капитала, и только земство, кооперация и отчасти Переселенческое управление пытались организовать распределение на общественных началах.

Поэтому все дело снабжения сельского хозяйства орудиями производства руководилось не интересами этого последнего, а интересами наибольшей прибыли частного капитала. За время войны благодаря исключительным обстоятельствам все дело снабжения страны машинами и сноповязальным шпагатом сосредоточилось в руках объединения: трех земских товариществ, Народного (кооперативного) Банка и государства, в лице Департамента Земледелия.

Необходимо, чтобы это завоевание было закреплено, и дело снабжения земледельческого труда орудиями производства было прочно взято в руки демократического государства и общественных учреждений.

Из земли и средств производства человеческий труд должен организовать хозяйство.

И в этом деле, в деле организации самого производства, мы должны прийти на помощь нашему крестьянству. Несмотря на огромный сдвиг последнего десятилетия, наше крестьянское хозяйство является технически отсталым, еще многие поля скованы дедовским трехпольем, рыхлятся сохой, и в массе крестьянское скотоводство преследует как главную цель изготовление навоза.

А между тем все будущее нашей родины, вся прочность нашей демократической государственности зависит от энергичного и быстрого подъема нашего земледелия, от того, насколько удастся нам “вырастить два колоса там, где теперь растет один”.

Наше Учредительное Собрание может национализировать земли России, может передать в руки государства снабжение страны средствами производства, но ни оно, ни любая власть вообще не в силах путем приказа заставить калмыка вести травопольное хозяйство, а тульского крестьянина — вести интенсивное молочное хозяйство, используя обрат для выпойки свиней-беркширов.

Правда, в свое время императрица Екатерина, Фридрих Великий и другие деятели просвещенного абсолютизма именно этим способом вводили культуру картофеля с помощью пушек и экзекуций. Мы, однако, считаем себя вправе полагать, что такая задача не под силу общественному разуму, хотя бы и располагающему всей мощью государственной организации.

Перед нами миллионы хозяйствующих людей, имеющих свои навыки, свои представления о сельском хозяйстве, — людей, которым приказывать ничего нельзя и которые все предпринимают по своей воле и сообразно своему пониманию.

Нужно тем или иным способом обратить внимание хозяев на возможность изменений в их привычных методах работы, путем воздействия, устного и письменного, путем примера и наглядного доказательства убедить население в преимуществах нового земледелия, доказать его большую выгодность и, кроме того, пробудить это население к активности, дать ему эмоциональный толчок.

Описанная работа уже более десятка лет совершается земскими агрономами в глубине нашей деревни.

В задачи ее входит:
1) Ввести в народное хозяйство страны усовершенствованные методы техники земледелия и скотоводства.
2) Изменить организационный план хозяйств в сторону большего соответствия текущим условиям экономической действительности страны.
3) Организовать местное население в союзы и группы, которые, с одной стороны, путем кооперативного обобщения отдельных сторон производства, дали бы мелкому хозяйству все преимущество крупного, а с другой — взяли бы на себя закрепление и дальнейшее углубление новых хозяйственных начал.

Теперь, когда застывшие аграрные формы становятся гибкими и готовыми коваться в новый аграрный уклад, когда народная психология вышла из состояния векового окостенения, — перед общественной агрономией встает исключительно ответственная задача внести агрономический разум в стихийный процесс созидания нового аграрного уклада и нового земледелия.

Не меньшую ответственность несет наше молодое кооперативное движение, — эта организованная хозяйственная самодеятельность нашего крестьянства.

Задачей государства является оказать всемерную поддержку и той, и другой созидательной работе.

Снабдив народный труд, прилагаемый к земле, средствами производства, организовав крестьянское хозяйство в новых началах и укрепив его мощь кооперативным объединением, мы должны облегчить связь крестьянского хозяйства с мировым рынком.

Мы должны приблизить хозяина к рынку, проводя новые железные дороги; мы должны облегчить пользование средствами транспорта, пересмотрев в интересах сельского хозяйства наши тарифы; мы должны защитить продукты нашего земледелия на заграничных рынках новыми таможенными договорами и торговыми соглашениями.

Мы должны также тяжелое после войны податное бремя строить, сообразуясь с мощностью земледельческих хозяйств.

Я могу еще продолжать этот перечень задач нашего аграрного строительства, но уже из сказанного видно, насколько далеко за пределы только земельной реформы выходит работа, лежащая перед нами.

Аграрный вопрос, стоящий перед нами, значительно шире вопроса земельного, хотя последний, благодаря присущей ему социальной остроте, может на долгое время вытеснить из общественного внимания все остальные вопросы, связанные с приложением народного труда к земле.

6. ФОРМЫ ОБОБЩЕСТВЛЕНИЯ ЗЕМЛИ

Из всех разделов аграрной реформы наибольшее общественное внимание привлечет, несомненно, вопрос земельный. Мы ставим его на первое место в силу присущей ему социальной остроты и большого морального значения его.

Однако из того, что он выдвигается на первый план, вовсе не значит, что мы должны сначала провести земельную реформу, а затем приступать к разработке других разделов аграрной программы.

По нашему глубокому убеждению, все стороны аграрной реформы должны разрабатываться и проводиться одновременно.

Реформа землепользования немыслима без перестройки хозяйственных организаций, поэтому земельная реформа даст ничтожные результаты, если она не будет сопровождаться перемеживанием, мелиорацией, агрономическими реформами самого производства и кредитованием реформирующихся хозяйств.

Взять земли у частных собственников, особенно крупных, представляется делом сравнительно легким. Гораздо труднее организовать эту землю, распределить ее между трудовыми хозяйствами и организовать на ней культурное трудовое хозяйство, не уступающее по своей производительности старому частновладельческому хозяйству.

Если вдуматься поглубже и представить себе конкретно только организацию распределения земель, отторгнутых у частного владельца, то перед нами развернется огромная и чрезвычайно сложная задача, требующая для своего решения напряжения всех организованных сил нашего государства.

Наиболее простым способом экспроприации частного владения был бы захват и растаскивание “на шарап” частновладельческих имений соседними крестьянами.

Но этот способ земельной реформы не только бы не решил аграрного вопроса, но еще более запутал и осложнил его. Пользу от захвата извлекли бы только те, по соседству с которыми были владельческие имения; огромная масса осталась бы с тем, что имела. Захват был бы произведен, главным образом, сильными крестьянскими хозяйствами, которые в настоящий момент имеют наибольшую экономическую мощь и могут справиться с захваченными землями. Именно эти хозяйства, а не малоземельные, до революции арендовали главную массу владельческих земель и, теперь, несомненно, прежде всего постараются закрепить за собой земли, уже находящиеся в их пользовании.

Такой результат вряд ли будет соответствовать социальному значению проектируемой нами реформы.

Нам представляется совершенно ясным, что организованный общественный разум должен использовать всю силу государственного и общественного авторитета, чтобы направить течение аграрной реформы в русло государственного разрешения поставленных перед нами социальных и народнохозяйственных задач.

Народное хозяйство России уже давно выросло из натуральных форм. Наш народнохозяйственный организм представляет собой единое целое, и аграрная нужда есть нужда именно этого народнохозяйственного целого, а не отдельных деревень или крестьян.

Отдельные хозяйства и отдельные районы являются различными частями одного и того же народнохозяйственного механизма, выполняющими различную работу, но связанными единством общего движения.

Поэтому наша земельная реформа, передача земли трудовому крестьянству, должна совершаться не путем неорганизованных захватов, а на основе государственного плана земельного устройства, разработанного с учетом бытовых и экономических особенностей отдельных районов нашего отечества и планомерно и организованно осуществляемого без нарушения производственного напряжения нашего народного хозяйства.

Последнее обстоятельство, очевидное для всех нас, тягостно переживающих жестокий продовольственный кризис, еще раз подчеркивает необходимость провести аграрную реформу в формах организованных и государственных.

Мы не можем допустить ни одной незасеянной десятины, ни одного разгромленного, уничтоженного стада.

Какие же основные идеи выдвинуло русское общественное мнение в области государственного разрешения аграрного вопроса?

Наиболее отличающейся от основы существующего аграрного строя является идея социализации земли.

Земля, согласно этой идее, является общенародным достоянием. Подчеркиваем, что именно достоянием, а не собственностью. Она в равной мере принадлежит всем, подобно свету и воздуху.

Трудовое крестьянское хозяйство является только пользователем этой свободной стихии.

Для организации этого пользования трудовое крестьянство объединяется в особые органы земельного самоуправления, земельные общины, в руки которых государство передает земли и которые могут распределять ее сообразно своему экономическому и бытовому укладу, в форме ли общинного землевладения, или же землепользования подворного, или же, наконец, могут ввести на всей земле крупное товарное хозяйство.

Так как земля свободна, на нее не может быть собственности, она не представляет собой ценности, то и пользование ею для всякого земледельца безвозмездно. Государственными и местными налогами облагается хозяйство, а не земля.

Впрочем, разница в плодородии почвы и в положении хозяйств должна учитываться при обложении, которое должно быть построено так, чтобы поставить всех трудящихся в одинаковые условия производительности труда.

Для хозяйств временно маломощных земельная община должна организовать общественную вспашку и уборку.

На постройки, инвентарь и скот частная собственность сохраняется, равно как и на продукты сельского хозяйства.

Совершенно иные творческие основания лежат в идее национализации земли.

Земельная рента и ценность земли не изгоняются из действующих социальных категорий, сообразно чему земля может и должна быть собственностью. Но она должна принадлежать единому собственнику — государству.

Государство, сделавшись собственником, получает:
1) право на всю земельную ренту, являющуюся главным ресурсом государственных финансов, и
2) право распоряжения в общегосударственных интересах всеми землями страны.

Опираясь на последнее право, государство передает часть земель трудовому хозяйству на условиях, аналогичных арендным, наблюдая, чтобы пользовательная площадь каждой семьи не превышала трудовой нормы.

При этом государство не вмешивается во внутренний строй хозяйства и допускает возможность применения наемного труда.

Леса и хозяйства специального назначения могут быть оставляемы в государственном и общественном пользовании и эксплуатироваться на капиталистических основах, если это будет соответствовать народнохозяйственным интересам.

Верховное распоряжение землями находится в руках государственной власти; на местах землею распоряжаются местные земельные органы, построенные на принципе самоуправления.

Одна из форм национализации, при которой все местные земли находятся в автономном распоряжении органов земского самоуправления, права которых ограничены только общегосударственным законом о земле, называется муниципализацией земель.

При муниципализации земельная рента поступает в распоряжение местных органов самоуправления.

Таковы основные идеи земельного устройства, пользующиеся наибольшим распространением в наших социалистических кругах.

К ним весьма близко примыкают последователи Генри Джорджа.

Признавая право всего народа на землю и право каждого человека на произведения своего труда, они стремятся утвердить эти права отобранием незаработанного дохода земли (ренты) в пользу всего народа.

Установление единого налога на землю, в размере земельной ренты, является достаточным для решения аграрного вопроса, так как земля, лишенная ренты, потеряет свою стоимость и, следовательно, свою притягательную силу для капитала.

Капиталистическое землевладение потеряет свой смысл, и помимо трудовых хозяйств останутся только такие капиталистические хозяйства, интенсивность и рациональность ведения которых позволит им существовать и при налоге, равном ренте.

Хозяйства этой категории представляют собой большую ценность и с народнохозяйственной точки зрения.

Таким образом, система единого налога отличается от социализации и национализации земель тем, что передавая, подобно им, всю земельную ренту в руки государственных органов, она не предлагает организованному общественному разуму самому распорядиться землями, полагая, что и без государственного вмешательства режим трудового хозяйства сам собою установится на землях, лишенных ренты.

Особенно интересна здесь последняя идея — подойти к решению аграрной проблемы не путем активной государственной реорганизации существующей системы землевладения, а путем создания таких условий земельного режима, при которых стихийный процесс народнохозяйственной эволюции сам собою привел бы к поставленным идеалам.

Идея эта получила наибольшее развитие в формулирующейся теперь у некоторых экономистов системе государственного регулирования землевладения.

При проектируемом ими режиме частная собственность на землю не уничтожается, но зато совершенно уничтожается свобода продажи и купли земли.

Земля перестает быть свободным товаром. Она может быть продана только государству и может быть получена или приобретена только у государства.

Все земли, поступившие в распоряжение государства, образуют земельный фонд, которым государство распоряжается в народнохозяйственных интересах, отдавая его или в пользование или во владение землевладельцев.

При этих передачах государство попутно организует и мелиорирует поступающие в его распоряжение земли.

Для ускорения перехода частновладельческих хозяйств в руки трудовых хозяйств устанавливается система земельного налога, при которой трудовые хозяйства облагаются понижено, мелкие и средние частновладельческие — повышенно, вплоть до отчуждения всей земельной ренты, а хозяйства крупные — даже выше земельной ренты.

Помимо такого налогового давления государство оставляет за собою право принудительного отчуждения любых земель, если это представляется необходимым для земельного устройства того или иного района.

Сравнивая между собою изложенные системы земельного устройства, мы прежде всего должны отметить, что главные отличия между ними лежат скорее в плоскости мотивировок и обоснования, чем в плоскости конкретных условий землепользования.

Во всех системах земледелец выплачивает государству или органам местного самоуправления часть своего дохода, равного или близкого земельной ренте. Разница в названии этих уплат и в их обосновании с хозяйственной точки зрения значения не имеет.

Далее, все системы стремятся привести хозяйство к трудовому типу различными мерами воздействия государства.

Располагая их по напряженности воздействия организованного общественного разума на хозяйственный быт, мы можем поставить их в такой последовательности: социализация, национализация, государственное регулирование землевладения и, наконец, система единого налога.

Система социализации просто запрещает применение в земледелии наемного труда, и в тех случаях, когда некоторые виды хозяйств не могут управиться трудовыми усилиями семьи, система возлагает на общество организацию работ на трудовых товарищеских началах.

Система национализации утверждает трудовое начало принудительным ограничением площади пользования землею трудовою нормою, допуская, впрочем, организовывать специальные виды сельскохозяйственного производства и при наличии наемного труда.

Система государственного регулирования землевладения ставит капиталистическое хозяйство в исключительно тяжелые налоговые условия и принудительно направляет все земельные перепродажи в русло трудового хозяйства.

Система единого налога считает достаточным уничтожить ренту, считая ее единственным источником земельной собственности и капиталистического земледелия.

Стремясь, по существу, к одной и той же цели, все эти системы употребляют для ее достижения орудия разной мощности.

В то время как проведение и поддержание системы социализации потребует исключительного активного напряжения всех организующих сил общественного разума и чрезвычайную по своему объему массу работы, — проведение системы единого налога требует от государства минимума усилий, предоставляя всю работу по созданию и упрочению трудового хозяйства стихийному процессу народнохозяйственной эволюции, поставленной в условия отсутствия ренты.

Основой всякого организаторского искусства является умение соразмерить проектируемые средства с поставленной целью, а самые средства достижения — с возможностью их осуществления.

Удачным разрешением проблемы будет то, которое использует только необходимые и в то же время достаточные средства.

Поэтому, избирая тот или иной путь утверждения трудовой системы хозяйства, мы должны точно уяснить себе: является ли намеченная масса мероприятий действительно необходимой для искомого эффекта или же последний может быть достигнут меньшим напряжением сил и с меньшей расточительностью средств.

С другой стороны, обратно: при оценке, например, системы единого налога мы должны установить, насколько избранные средства являются достаточными для введения и поддержания трудового хозяйства.

А по отношению к целому ряду мероприятий, например, к запрещению наемного труда, — мы должны установить, насколько эта мера является, вообще говоря, выполнимой.

Только взвесив изложенные системы с этой организационно-технической точкой зрения, мы можем принять их как руководящий принцип реальной работы.

При этом необходимо помнить, что в своем настоящем виде все они — не более как идеальные схемы. И перед нами огромная работа — воплотить их в жизнь, конкретизировать в условиях русской деревни.

Поэтому я обращаюсь с просьбой ко всем желающим сознательно избрать и проводить в жизнь ту или иную систему землепользования, мысленно представить себе хорошо знакомую волость, какую-нибудь Щиповатовскую волость Волчанского уезда Харьковской губернии, или Муриковскую волость Волоколамского уезда Московской губернии, и конкретно представить себе, что будет означать проведение в жизнь той или иной системы землепользования в кругу знакомых деревень и хозяйств.

Изложенные нами схемы можно усвоить до конца только переведя их в мир понятий, в мир живых представлений.

И можно уверенно сказать, что они по-разному воплотятся в жизнь жителем-самарцем и жителем Могилевской губернии, вологжанами и казаками с Дона.

Наше обширное отечество вмещает в себя страны, столь различные в своем бытовом и хозяйственном укладе, что, мысленно перебирая их, мы можем проследить хозяйственную историю всего человечества.

Сибирская тайга напоминает нам период охотничьего быта, степи Средней Азии ознакомят с кочевым хозяйством, Акмолинская область и Оренбургские степи сохранили примеры залежного хозяйства; мы знаем полосу Самарской и Саратовской губерний, где еще только слагается трехпольное хозяйство, знаем все фазы разложения общинного трехполья, мы видим расцвет подмосковного травопольного хозяйства и можем наблюдать районы интенсивных культур нашего запада и молочного скотоводства вологодского и подстоличного района.

В соответствии с различиями в организации производства, различно слагаются и производственные отношения людей и идеалы. В северных

сибирских пространствах земля такая же свободная стихия, как свет и воздух, и нет почвы для создания какого-нибудь права на нее.

В некоторых районах Сибири до сих пор встречается захватное право на землю: земледелец, поднявший новину, остается ее собственником, пока продолжает обработку. Здесь право на землю есть “право труда”, потраченного на ее обработку.

При некотором уплотнении населения захватное право приводит к взаимным столкновениям, порождает необходимость в некотором общественном регулировании аграрных отношений. Зреет земельная община, и в ее регулирующей деятельности вырабатывается, по образному выражению К.Р. Кочаровского, “право на труд” — право получения земли для приложения труда.

Рабочая сила становится разверсточной единицей земельных переделов.

В некоторых уголках Астраханской губернии и юго-востока мы видим только теперь зарождение этого режима и этой земельной идеологии; для районов, где еще жива поземельная община, “право на труд” до сих пор является основной идеей уравнительных переделов.

В районах земельной тесноты, где наличная земельная площадь слишком мала, чтобы дать возможность при существующей системе полеводства всему труду найти приложение, где земли едва хватает на прокорм населения, — стихийно вырастает идея “права на жизнь”, и разверсточной единицей переделов становится не число рабочих рук, а число ртов, требующих пищи. Потребительские переделы были найдены земскими статистиками в ряде малоземельных районов.

Наконец, по мере развития торгового земледелия, по мере того, как земля становится ценностью и капиталом, уравнительная община начинает умирать, и идеология частной собственности на землю начинает завоевывать умы землевладельцев. Кое-где мы встречаемся только с зарождением этого процесса, но весь запад и юго-запад России уже давно перестроился на подворное владение.

Несомненно, что все это разнообразие не является порождением случайности, но имеет глубокие экономические и бытовые корни. Потому совершенно ясно, что мы, строя планы земельной реформы, должны согласовывать ее конкретное содержание с особенностями местного хозяйственного уклада.

Общинник-самарец, пожелавший перенести целиком свою аграрную идеологию, наверное, будет встречен кольями в губернии Могилевской. Не лучшая участь постигнет фанатика-могилевца в Балашовском уезде. И как бы мы, деятели демократической России, глубоко не веровали в наши аграрные идеалы, мы не можем пойти по пути “просвещенного абсолютизма” и принудительно ввести единый земельный режим во всех областях России, не считаясь с ее бытовым и хозяйственным укладом.

Поэтому наши аграрные идеи мы можем рассматривать как предварительные руководящие схемы, и задачей местных земельных комитетов и местных отделов Лиги Аграрных Реформ является их претворение в конкретные планы нового земельного строя.

7. ЗЕМЕЛЬНАЯ РЕФОРМА

Идеи социализации, национализации и муниципализации земли, устанавливающие основы идеального земельного режима, мало освещают нам самую земельную реформу.

Они рисуют нам тот земельный строй, который будет существовать после реформы, но сами по себе ничего не говорят о том, каким образом будет проведена сама реформа, какими путями от современного земельного режима мы перейдем к режиму идеальному.

А между тем именно в этом вопросе между нами, представителями демократической России, возможны наибольшие расхождения и даже непримиримые противостояния.

Поэтому на этом вопросе должно быть сосредоточено особое внимание. Правда, уже во многих партийных программах мы находим некоторые указания на пути аграрной реформы. Но можно уверенно сказать, что эти разделы программ являются наименее разработанными и наименее прочными частями их.

И только некоторые вопросы аграрной реформы получили теперь достаточную ясность.

Прежде всего для большинства из нас ясно, что подобно тому, как будущий земельный строй должен слагаться из интересов государства в целом, точно так же и пути к этому новому строю должны пролагаться, исходя из государственных интересов.

Никаких уездных и волостных способов решения аграрного вопроса допущено быть не может.

Мы обязаны учесть бытовые и хозяйственные особенности отдельных районов, мы не можем навязывать местной жизни рецептов в тех сторонах аграрного устроения, которые касаются их и только их, но все в своем аграрном строительстве ни на минуту не должны забывать интересов всего нашего народного хозяйства в целом.

Одного примера будет достаточно, чтобы понять всю важность сказанного.

Представьте себе наши юго-восточные губернии. Крестьянское и казачье хозяйства имеют там и сейчас достаточно большие наделы, позволяющие им вести экстенсивное зерновое хозяйство чуть ли не залежного типа. Рядом с этими хозяйствами существуют значительные площади частновладельческих и казенных земель.

Возможно, что с точки зрения самарских и оренбургских крестьян, наилучшим решением вопроса будет раздел этих имений между крестьянскими хозяйствами и увеличение их площади на десять или пятнадцать десятин каждое.

Однако с государственной точки зрения, подобное решение вопроса недопустимо. Увеличение и без того больших наделов на многие годы укрепило бы самые экстенсивные формы хозяйства и не могло бы увеличить производительности нашего народного хозяйства.

С государственной точки зрения, гораздо большую ценность представляет использование этих отчуждаемых земель для заселения их переселенцами из малоземельных губерний.

В губерниях Киевской, Подольской, части Полтавской перенаселенность настолько велика, что несмотря на исключительно интенсивные системы хозяйства, труд народный и в половину не может быть использован.

Поток переселения из этих губерний на юго-восток разрядит их население и, несомненно, интенсифицирует наше юго-восточное хозяйство, давая значительный прирост нашему национальному доходу.

Но столь же несомненно, что переселенцы эти встретят к себе среди местного населения весьма враждебное отношение и серьезное противодействие.

Здесь интересы целого сталкиваются с интересами частей и весь секрет аграрной реформы - суметь согласовать эти интересы. А это согласование бесконечно трудно. Волостные точки зрения на государственные вопросы являются самыми главными подводными камнями аграрной реформы.

В одной из глав я указывал, что во всяком социальном явлении есть стихия и есть разум. Эти два элемента проявляют себя не только в будущем аграрном строе, но, к сожалению, и в самом проведении и обсуждении аграрной реформы.

Стихия, не считающаяся с доводами разума, не признающая законов логики, сыграет большую роль в нашем будущем аграрном строительстве. Но тем не менее разум не должен слагать своего оружия и должен напрячь всю свою мощь, чтобы равнодействующую исторического прогресса направить поближе к государственному, планомерному ходу реформы.

Что говорит нам разум? Как рисует он нам желательное течение аграрного переустройства?

Прежде всего он указывает нам, что организованная уравнительная передача в руки трудящихся государственных и частновладельческих земель потребует бесконечного количества труднейших статистических межевых и организационных работ.

Одна эта масса работы, даже при условии отсутствия социальных затруднений и социального противодействия реформе, потребует долгих лет для своего окончательного завершения.

Поэтому, какой бы мы режим не приняли за идеал, мы можем подойти к нему только после довольно значительного переходного периода.

Только системы единого налога и государственного регулирования землевладения могут быть установлены почти незамедлительно, потому что они устанавливают новые условия народнохозяйственной жизни, а не конструируют самый земельный строй.

Этот их характер особенно подчеркивается тем, что, например, система государственного регулирования землевладения в том виде, как мы ее изложили в предыдущей главе, может быть как самостоятельным земельным режимом, так равно и переходной ступенью и к социализации, и к национализации и к муниципализации — в зависимости от политики регулирования.

Система государственного регулирования землевладения является настолько мощным орудием Организованного Общественного Разума, что при сильном нажиме государственной руки может заставить стихийный процесс сельскохозяйственной эволюции автоматически в одно-два десятилетия прийти к национализации или муниципализации.

По нашему глубокому убеждению, три его средства — прогрессивное земельное обложение, уничтожение свободной покупки и продажи земель и право экспроприации любых земель — являются необходимыми и достаточными для того, чтобы государство получило в свои руки всю полноту управления земельной реформой. Однако мы допускаем, что политические условия и вполне понятное нетерпение широких демократических масс заставят государственную власть для ускорения реформы в большой мере прибегнуть к насильственным путям ее проведения.

Однако мы должны при этом особенно ясно отдавать себе отчет в том, что немедленное издание Учредительным Собранием декрета о том, что с такого-то числа вся земля считается государственной собственностью, еще не составляет собою земельной реформы.

Государство должно не только объявить, что все земли составляют его собственность, но должно организованно взять их в свои руки.

Из одного того, что издан декрет, земли фактически еще не сделаются общественным достоянием.

Издание закона о национализации земель, без разработки системы мероприятий переходного периода, породит только опасную государственную фикцию.

Поэтому во всех случаях мы будем иметь дело с продолжительным переходным периодом.

В этот период мы должны быть исключительно осторожны в двух отношениях.

Во-первых, в отношении тех сравнительно немногочисленных частновладельческих имений, которые являются очагами культуры.

Хозяйства, выводящие племенной скот, селекционные хозяйства, дающие стране семенной материал, садовые хозяйства, конские заводы, молочные фермы и прочие подобные им виды хозяйств являются культурными богатствами нашей страны и нашим общим достоянием.

По нашему глубочайшему убеждению, почти все эти виды хозяйства могут вестись трудовым хозяйством на кооперативных началах.

Но пока соответствующие кооперативы еще не созрели, пока у нас еще нет организационных сил взять все это в руки крестьянства, — мы должны особенно бережно смотреть за тем, чтобы тонкая нить нашей культурной агрономической традиции не порвалась.

Вишневые сады не должны быть вырублены, конские заводы и племенные стада не могут быть распроданы и уничтожены, поля селекционных хозяйств, выводящих новые сорта растений, не должны быть засеяны засоренным овсом.

Все эти культурные ценности — наше общекультурное достояние, и мы во имя нашего будущего не должны допускать его расхищения и уничтожения.

Вторым вопросом, требующим особенно осторожного подхода к себе, является вопрос о землях, находящихся в частной собственности самих крестьян.

За последнее десятилетие наше крестьянство купило у лиц других сословий около 27 миллионов десятин земли.

Земля эта распылена в толще крестьянских хозяйств, часто куплена на деньги, добытые тяжелым трудом. Нередки случаи, когда она превышает собою трудовую норму. Часто трудовую норму превышает надельное землевладение целых общин и даже районов (казачьи земли), и нам представляется государственно опасным быть педантичными в проведении реформ и немедленно приступить к отчуждению всех крестьянских земель свыше определенной трудовой нормы. Эту меру можно провести только тогда, когда социалистическое миросозерцание глубоко проникнет во все умы нашей деревни и сделает их твердым убеждением.

Иначе неизбежны жестокие раздоры внутри самой крестьянской и казачьей массы, и родится почва для контрреволюционного удара.

Поэтому, хотя логически эта мера является правильным выводом из идеи обобществления земли, политически она будет чревата грозными опасностями в случае ее преждевременного осуществления.

Такой же почти характер имеет вопрос о возмездном или безвозмездном отчуждении частновладельческих земель.

Если стоять на той точке зрения, что земельная собственность является случайным социальным недоразумением, то вопрос этот легко может быть разрешен в сторону безвозмездного отчуждения частновладельческих земель.

Однако для нас, считающих, что земельная собственность, не соответствующая нашим социальным идеалам, есть тем не менее плод исторического развития народнохозяйственной жизни, имеющей достаточные социальные корни, этот вопрос так легко не разрешается.

Для нас существующие земельные собственники сами лично никак не могут считаться захватчиками и узурпаторами: они сами и их собственность являются следствием существующего экономического строя, сложившегося исторически и ныне, в силу той исторической необходимости, близкого к своему уничтожению.

Земельная реформа есть реформа нашего хозяйственного строя, а не раздел богатств между различными группами населения.

Рассматривая аграрную реформу как сложную организационно -хозяйственную задачу, мы интересуемся только одним вопросом: каким образом можем мы наиболее легко, т.е. с меньшими затруднениями и с наименьшими затратами, провести обобществление земель и передачу их трудовому хозяйству.

С этой точки зрения, мы просто должны противопоставить, с одной стороны, несколько миллиардов постепенно погашаемого государственного долга, который образуется в результате уплаты государством вознаграждения за отчуждаемые земли, а с другой стороны, — тяжелый финансовый кризис, который получится в результате отказа в уплате по ипотечным долгам, и обострение социального антагонизма, дающего почву для контрреволюционных течений.

Для нас это противопоставление решается в пользу возмездного отчуждения.

Наши частновладельческие земли в большей своей части заложены и перезаложены в государственных и частных поземельных банках.

Поэтому ценность частновладельческих земель в значительной своей части принадлежит не владельцам земель, а вкладчикам поземельных банков, держателям закладных листов. Поэтому безвозмездная конфискация частновладельческих земель, направленная против землевладельцев, в сущности бьет мимо цели и в значительной своей части падает на нашу финансовую систему и на держателей закладных листов, рассеянных в самых разнообразных слоях общества.

На первое января 1916 года сумма, выданная поземельными банками под залог земель и недвижимости в городах и уездах, достигает пяти с половиной миллиардов рублей. Оставляя в стороне ссуды, выданные под городские имущества и закладные листы Крестьянского банка, мы будем иметь около двух с половиной миллиардов рублей, выданных землевладельцам под залог около пятидесяти миллионов десятин земли.

Эти деньги даны вкладчиками поземельных банков и держателями закладных листов, рассеянных в различных слоях общества. Достаточно сказать, что вклады наших сберегательных касс на сумму более восьмисот миллионов рублей помещены в бумаги поземельных банков.

Из этих немногих цифр ясно, какую финансовую опасность и какое недовольство вызовет отказ в уплате по поземельным долгам.

Идея же безвозмездной конфискации с уплатой ипотечных долгов не выдерживает критики с точки зрения элементарной справедливости, ибо эта система будет представлять собою уплату долгов промотавшегося дворянства и всею тяжестью ляжет на те культурные хозяйства, которые сумели удержаться без задолженности и имели большое положительное значение в нашем народном хозяйстве.

Кроме этого приходится принять во внимание и политический результат этой меры, ибо она коснется также огромной массы мелких собственников крестьян, купивших за истекшее со времени реформы 1861 года время около 27 миллионов десятин в частную собственность. Мы считаем вообще весьма трудным провести в ближайшие сроки обобществление этих земель, отчуждение же их без вознаграждения встретит исключительно сильное сопротивление и чревато политическими опасностями.

Принимая идею возмездного отчуждения, мы невольно спрашиваем себя, кто же в конце концов будет выплачивать землевладельцам за отчужденные у них земли? Финансовая картина земельной реформы нам представляется в следующем виде.

К нашему государственному долгу, который к моменту окончания войны значительно превысит 50 миллиардов рублей, прибавится еще 5 или 6 миллиардов за уплату возмещения при отчуждении частновладельческих земель.

Владелец отчуждаемой земли получает от государства долговые государственные обязательства на сумму, равную не рыночной, а действительной стоимости земли.

Государство ежегодно выплачивает проценты по этим обязательствам и постепенно их погашает, растягивая срок погашения на 50-100 лет.

Платежи уплачиваются из общей государственной сметы, а так как последняя в своей доходной части будет строиться демократически, т.е. опираясь на подоходный и рентный налоги, то главная тяжесть земельной реформы падет на имущие классы.

Крестьянство будет, конечно, тоже участвовать в уплате рентного и подоходного налога и этим внесет свою долю в финансирование земельной реформы.

При этом, однако, необходимо помнить, что, согласно основной идее подоходного налога, семьи, имеющие доход ниже установленного в законе предела, необходимого для существования, налогом вовсе не облагаются.

А так как значительная масса крестьян малоземельных и малосильных имеет доходы более низкие, чем указанная сумма, то к уплате подоходного налога, а следовательно и уплате вознаграждения за отчуждаемые земли, будут привлечены только зажиточные слои деревни.

Финансовый план земельной реформы может быть разработан по-разному.

Но основной принцип земельной реформы, утверждающей, что земельная нужда есть нужда не отдельных лиц или классов, а нужда всего государства в целом, и в вопросе финансирования реформы должен быть выдвинут на первый план.

Земельная реформа должна совершаться по плану и за счет государственного целого.

8. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В предыдущих главах мы коснулись почти всех основных вопросов аграрной проблемы.

Мы не стремились дать им законченное разрешение, а пытались скорее осветить самую постановку вопросов и наметить некоторые направления их возможного разрешения. Нам кажется, что в настоящий момент, когда пишутся эти строки, иной задачи мы не могли бы на себя брать. Перед нами лежат многие месяцы напряженной работы многих сотен местных земельных комитетов, Комитета общегосударственного и Лиги Аграрных Реформ.

Работу эту мы ни в коем случае не можем считать предрешенной, ибо иначе теряли бы всякий смысл существование и работа местных земельных комитетов, которые, по нашему глубочайшему убеждению, одни в состоянии перевести аграрную реформу из мира отвлеченных идей и понятий в мир живых представлений действительности и сделать ее фактом.

Эта кропотливая и трудная работа постепенно приведет нас к решению всех поставленных выше вопросов, решению, взвешенному на местном опыте и в тоже время проникнутому идеей общественного строительства.

Создание местных и центрального органов земельной реформы, работоспособного аппарата, связанного глубокими корнями с местной жизнью, отчетливо ощущающего биение ее пульса и в тоже время использующего всю силу русской экономической науки и творческой государственной мысли, — вот главный залог успеха предпринимаемой реформы.

Однако работа этих органов может быть плодотворна только тогда, когда вокруг них будет гореть живое общественное мнение широких кругов русского общества.

Аграрная реформа — давно назревшая нужда всего нашего государства, тем самым она является прямым делом каждого из нас, делом каждого гражданина.

Основной закон этики гражданства говорит нам, что участие в делах государственных есть обязанность каждого, и самым тяжким упреком гражданской совести является сознание, что мы не сделали в строительстве нашего государства того, что могли бы сделать.

Вот почему мы считаем себя вправе призвать всех граждан к участию в разработке аграрного вопроса и напомнить, что каждый из нас несет ответственность за его успешное разрешение.